церковь Спасо-Преображения на Нередице на главную  о проекте 
 

Иконография

Появление работ краеведческого характера, а затем первого обстоятельного описания Нередицы и ее росписи способствовало тому, что на памятник, ранее никому не известный, было обращено внимание общественности, историков искусства, художников. Впервые мир узнал о Спасо-Нередицкой церкви в 1867 г., когда на Всемирной выставке в Париже демонстрировались акварельные копии, исполненные в 1862 г. по заказу Министерства государственных имуществ художником Н. А. Мартыновым. Осуществленное по специальной программе, разработанной академиком Ф. Г. Солнцевым, копирование отдельных композиций Нередицы сопровождалось изготовлением архитектурных разрезов по всем осям церкви с показанием схемы размещения живописи на ее стенах. Это беспрецедентное по тем временам начинание, пробудившее у многих интерес к изучению родной старины, имело и другое важное последствие. Резонанс в ученой среде, вызванный присуждением мартыновским рисункам бронзовой медали Парижской всемирной выставки, уберег фрески церкви от угрозы возобновления — участи, постигшей многие древнерусские стенописи во второй половине XIX в. Чуть позже в связи с работами по истории русских одежд к нередицким фрескам обращается художник В. А. Прохоров. Изучение и копирование наиболее интересных для истории русского костюма изображений сопровождается важным научным открытием. В результате нескольких поездок в Новгород летом 1871 г. Прохоровым было установлено существование поздней записи на лице князя в ктиторской композиции и произведена промывка фрески. Исполненные им кальки, фиксирующие изображение в записи, и после промывки с указанием старого контура, были опубликованы в ежемесячном журнале «Русские древности» и стали первым свидетельством того, что роспись не оставалась неизменной на протяжении многовекового существования памятника, но подверглась некоторым, хотя и не очень значительным поновлениям.

Краеведческие изыскания и первые художественные опыты стимулируют интерес исследователей к изучению иконографии нередицкой росписи. В 80-х гг. XIX в. один за другим появляются капитальные труды Н. В. Покровского, посвященные иконографии композиции «Страшный суд» в византийском и древнерусском искусстве и стенным росписям византийских и русских храмов, значительное место в которых было отведено фрескам Нередицы. Колоссальный иконографический материал, собранный автором, позволяет определить место нередицкой росписи среди памятников средневековой монументальной живописи, показать ее традиционность, выявить черты иконографического своеобразия. Однако подлинным первооткрывателем иконографии Нередицы становится Н. П. Кондаков. В опубликованном в 1899 г. совместно с гр. И. И. Толстым в 6-м выпуске издания «Русские древности в памятниках искусства» он дает блестящий иконографический анализ нередицкой росписи. Лишь с появлением этого труда в распоряжении знатоков и любителей русской старины оказывается подробное, организованное в стройную систему описание сюжетов росписи, дополненное анализом отдельных, ключевых композиций ее ансамбля.

Последовательно описывая сюжет за сюжетом, фиксируя их своеобразие, Кондаков черпает из арсенала известных к тому времени памятников те, которые могут пролить дополнительный свет на объяснение специфического характера нередицких фресок. Его интересы лежат главным образом в сфере иконографии Христа и Богоматери. И именно поэтому столь интересны для исследователя изображения Нерукотворного Спаса во лбах восточной и западной подпружных арок, полуфигура Христа Ветхого Деньми в шелыге восточного свода, образы Богоматери в конхах центральной апсиды и жертвенника. Описание Н. П. Кондакова не ограничивается простой фиксацией родственных черт между нередицкими композициями и их столичными и провинциальными прототипами, ученый пытается определить источник происхождения того или иного сюжета, связать его появление с конкретной исторической ситуацией. Интересны наблюдения Кондакова над текстами житий святых, установление несомненного влияния которых на средневековые росписи является огромным достижением для того времени. Напомним, что освоение метода так называемой интерпретационной иконографии при анализе памятников монументальной живописи происходит на протяжении XX столетия, поэтому так важны для нас начатки этой методологии в трудах Н. П. Кондакова. В Нередице влияние житийной литературы отмечено ученым в связи со специфическим местоположением фрески, изображающей святого Петра Александрийского в центральной апсиде поблизости от ниши над горним местом. Это чрезвычайно тонкое и важное наблюдение ученого не может быть оставлено без внимания при работе над исследованием памятника в наши дни. Не менее важны также базирующиеся на изучении агиографии рассуждения ученого о причинах введения в роспись фигуры святого Алексия человека Божия (конха нередицкого жертвенника). Наконец, огромное значение приобретает основанное на изучении ктиторских изображений и принципа отбора образов святых заключение ученого о дворцовом или придворном характере росписи церкви. Важным звеном исследования является рассмотрение изображения князя-строителя в аркосолии южной стены, анализ специфического характера помещенной в нем уникальной надписи.

В 1909 г. во втором выпуске издаваемого В. В. Сусловым описания нередицкой церкви была опубликована еще одна небольшая статья Н. П. Кондакова. Помимо уже упомянутых выше сюжетов главное внимание ученого было обращено на необычный «Деисус» в центральной апсиде церкви с изображением Иисуса Христа в типе «юного учителя иерусалимского храма» и святой Марфы слева от него. Именно этот сюжет становится со времени Н. П. Кондакова ключевым моментом в истолковании иконографии нередицкой росписи, объектом бурных дискуссий, не затихающих и в наши дни.

Неоднократно интерес к нередицкой росписи стимулировался ремонтными и реставрационными работами, проводившимися в храме. Еще в 1892 г., озабоченная тяжелым состоянием памятника, Новгородская духовная консистория обратилась в Императорскую Археологическую комиссию с просьбой о срочном проведении ремонта Нередицкого храма, на что, однако, последовал отказ. И только после второго прошения в 1896 г. было получено согласие. Вскоре началось составление проекта ремонта и сметы. Ремонт памятника осуществлялся в 1903-1904 гг. под руководством академика архитектуры П. П. Покрышкина и сопровождался полной фотофиксацией фресок и исполнением разрезов церкви с показанием размещения живописи на ее стенах.

Фотографом Императорской Археологической комиссии И. Ф. Чистяковым в 1903 г. были сделаны превосходные по качеству снимки, фиксировавшие состояние сохранности нередицких фресок, являющиеся ныне незаменимым пособием при изучении состава росписи храма. Они были сформированы в несколько «альбомов», один из которых, включавший 164 снимка, был поднесен Государыне Императрице, а другой, состоящий из 200 л ., поступил на хранение в Императорскую Академию художеств. Тогда же архитектором Л. М. Браиловским были исполнены восемь акварельных чертежей и зарисовок, относящихся к архитектуре и фрескам Спаса-Нередицы. Среди них: наружный вид церкви, вид юго-западного компартимента, рисунок свода купола, развертка купола и сводов, разрез по центральной продольной оси с видом на южную стену, продольный разрез по центральной оси жертвенника с видом на северную стену, разрез по центральной поперечной оси с видом на алтарную часть, вид на западную стену. В представлении, поданном в Императорскую Академию художеств, автор указывал, что стимулом к этому нелегкому предприятию (рисунки исполнялись в течение полутора лет) послужило убеждение, что фрески могут быть утрачены для истории, и просил о скорейшем издании чертежей. Академия удовлетворила просьбу художника о приобретении всех восьми листов, и в конце 1904 г. они поступили в ее собрание. Однако первое полное издание акварелей было осуществлено не в России. В 1906 г. их опубликовал в Париже Ж. Эберсоль, сопроводив рисунки подробным иконографическим комментарием. Публикация в России была осуществлена лишь в 1908-1910 гг.

При безусловной ценности фотографий И. Ф. Чистякова, почти полностью зафиксировавших роспись Нередицы, их существенным недостатком являлось то, что они воспроизводили фрески с правками, наличие которых в росписи обнаружил в свое время В. А. Прохоров. Задача исследования характера правок и решение вопроса о росписи в сводах были поставлены перед членами специальной экспедиции в Новгород, организованной в 1910 г. на средства Русского Археологического общества. В состав экспедиции вошли ученики Д. В. Айналова — член РАО В. К. Мясоедов и студенты С.-Петербургского университета Л. А. Мацулевич, Н. П.Сычев и Н. Л. Окунев, хорошо зарекомендовавшие себя во время экскурсии по обследованию памятников Пскова, Изборска, Старой Ладоги, Гостинополья, Грузина и Новгорода, совершенной ими в 1909 г. по заданию Университета.

В мае 1910 г. комиссия в составе П. П. Покрышкина, Г. О. Чирикова и В. К. Мясоедова произвела осмотр фресок Нередицы. Особое внимание было обращено на сохранность росписи и поздние исправления, возникшие, по мнению комиссии, не ранее XVII в. Убедившись в целесообразности отмывок, комиссия постановила произвести их в «необходимейших местах» церкви. Эта ответственная работа была возложена на членов новгородской экспедиции, производивших исследование Нередицы в мае-июне 1910 г. Она началась 26 мая с общих наблюдений над росписью купола, а уже 27 и 28 мая были сделаны отмывки и полное ее описание. Представление о работе членов экспедиции позволяют составить их записные книжки, хранящиеся ныне в С.-Петербургском филиале архива РАН и в Архиве Института истории материальной культуры РАН. Помимо совместных исследований в куполе ими были сделаны подробнейшие описания большинства композиций и единоличных изображений, определены неизвестные ранее циклы и сюжеты: «Житие Иоакима и Анны», «Страсти Иоанна Предтечи», «Поругание Христа», «Явление Христа женам-мироносицам», «Явление на пути в Эммаус»; произведена атрибуция двух фигур в алтарной росписи (изображения святых Бориса и Глеба). Из-под частичной штукатурной обмазки в сводах церкви были открыты: композиция «Тайная вечеря», фрагменты сцен «Преображение» и «Вход в Иерусалим», на стене — фигура неизвестного воина. Л. А. Мацулевичем производилась подробная фотофиксация росписи, в результате которой появились не только черно-белые, но и цветные отпечатки. Преимущество этих фотографий перед снимками И. Ф. Чистякова заключалось в том, что они фиксировали фрески уже промытыми, уделяя большее внимание деталям, что ныне позволяет использовать их при изучении стилевого своеобразия росписи.

20 декабря 1910 г. в заседании Отделения русской и славянской археологии Русского Археологического общества В. К. Мясоедовым было доложено о результатах произведенных исследований. В декабре 1911 — январе 1912 г. в дни работы Второго всероссийского съезда художников материалы по изучению росписи становятся достоянием общественности. Именно тогда впервые в экспозиции выставки, приуроченной к съезду, были представлены фотографии Л. А. Мацулевича и копии нередицких фресок, исполненные Н. П. Сычевым.

Совместное изучение росписи Спаса-Нередицы наложило отпечаток на дальнейшую исследовательскую жизнь членов экспедиции. Этому памятнику намеревался посвятить диссертацию В. К. Мясоедов, но преждевременная смерть ученого не позволила довести начатое до конца. Наброски статей по архитектуре и живописи храма, датированные 1910 г., принадлежат Л. А. Мацулевичу; неоднократно обращался к нередицким фрескам Н. Л. Окунев, связавший свою дальнейшую судьбу с изучением сербских средневековых росписей. Живейшее участие в судьбе фресок Нередицы, ставших в 1920-е гг. объектом пристального внимания научной общественности, принимал Н. П. Сычев.

Роковым в истории Спасо-Нередицкой церкви оказался 1916 г. Именно тогда, в связи с прокладкой железнодорожного пути Петроград—Орел, нависла реальная угроза существованию памятника. Возведение насыпи и, как следствие этого, заболачивание местности сказались на состоянии сохранности нередицких фресок. Процесс разрушения росписи стимулировала цементная обмазка стен, произведенная П. П. Покрышкиным в ходе архитектурного ремонта 1903-1904 гг. В 1920 г. Археологическим отделом при Петроградском Акцентре была утверждена программа проведения неотложных ремонтных работ в Нередице. В течение двух сезонов (1919-1920) под руководством архитектора Н. С. Анерт цементная обмазка, нарушавшая вентиляцию храма, была удалена. Тогда же в целях изучения неумолимо разрушающейся стенописи в Новгород командируются сотрудники Российской Академии истории материальной культуры. На повестку дня выдвигается изучение иконографической системы росписи. Осуществление этой задачи в 1920 г. начинает научный сотрудник РАИМК Л. А. Дурново. Методично, год за годом, сотрудники Академии Л. А. Дурново, Н. В. Малицкий, Н. П. Сычев исследуют иконографическое содержание стенописи: состав изображений святых жен, Страстной цикл и орнаменты (Л. А. Дурново, работы 1921-1922 гг.), принципы подбора святителей в центральной апсиде храма и — как конкретизация темы — изображение святителя Фоки в связи с малоазийскими влияниями в росписи (Н. В. Малицкий, 1921-1923 гг.), изображения князя и княгини на северном фасаде церкви (Н. П. Сычев, 1922 г.).

В эти же годы к изучению фресок Нередицы привлекаются молодые научные силы. Под руководством Н. П. Сычева в стенах Российского института истории искусств защищаются работы: «К вопросу об иконографии Предтечи в связи с изображением его в Спасо-Нередицкой церкви близ Новгорода» (Е. П. Сачавец- Федорович, 1922 г.), «История одной композиции Спасо-Нередицкой церкви: Ветхий Деньми» (Ю. А. Лебедева, 1923 г.), «Исследование одной композиции — фреска Алексея человека Божия в Спасо-Нередицкой церкви в Новгороде» (Л. Д. Яковкина, 1923 г.), высокий профессиональный уровень которых был подтвержден присуждением авторам работ звания научного сотрудника II категории.

Итогом многолетних работ по исследованию фресок Нередицы явился изданный в 1925 г. альбом «Фрески Спаса-Нередицы». Снабженный предисловием Н.П.Сычева, схемами росписи, исполненными в 1925 г. Л. А. Дурново, и фотографиями Л. А. Мацулевича, он включил текст небольшой, но очень емкой статьи В. К. Мясоедова, ставшей заметной вехой в истории изучения памятника.

В основу рассуждений автора был положен тезис о существовании на Руси с давних пор двух художественных центров — Киева и Новгорода, которые, «при всем их общем сходстве, представляют между собой существенные различия». Первый из них — первопреемник и проводник византийского, шире — восточного, влияния, второй — воспреемник этого влияния, полученного через посредство Киева, и, вместе с тем, носитель западных тенденций. Как яркий образец переплетения тех и других и предстает в работе В. К. Мясоедова роспись церкви Спаса на Нередице в Новгороде. Если общая система размещения фресок и состав большинства сцен могут быть объяснены связями с Востоком, то включение в роспись конхи апсиды необычной процессии, подходящей к Богоматери Знамение, стиль отдельных изображений и характер орнамента указывают, по Мясоедову, на безусловное влияние Запада.

Среди многочисленных проблем, рассматриваемых автором, две, напрямую связанные с иконографическими штудиями Н. П. Кондакова, знаменуют дальнейшее развитие иконографического метода. Так, размещенная в алтарной росписи композиция «Кормление пророка Илии вороном» впервые интерпретирована Мясоедовым как Ветхозаветный прообраз Новозаветной Евхаристии и сопоставлена с близкими по смыслу сценами «Жертвоприношение Исаака», «Гостеприимство Авраама», «Жертвоприношение Авеля» и «Жертвоприношение Мельхиседека»; необычный образ Христа в нише сопрестолия истолкован легендой об иерействе Иисуса Христа, «впервые подробно изложенной у Свиды».

О том, насколько сильным было влияние авторитета В. К. Мясоедова на коллег, позволяет судить статья Н. П. Сычева «К истории церкви Спаса на Нередице близ Новгорода», подготовленная к печати в 1925 г., но увидевшая свет лишь в 1932 г. в Париже. В ней получает дальнейшее развитие мысль В. К  Мясоедова об особой роли Киева в становлении традиций новгородского искусства. Фигуры процессии святых и святых жен в конхе алтарной апсиды, изображения князей, предстоящих композиции «Успение» на северном фасаде церкви, напрямую связываются Сычевым с представителями киевской княжеской династии. Новую интерпретацию получает в статье алтарный «Деисус» со святой Марфой, осмысленный исследователем как патрональная композиция.

Излагая историю изучения иконографии росписи церкви Спаса на Нередице в Новгороде, было бы ошибкой обойти вниманием такое важное направление ее исследования, каким являлось научное копирование памятника. Впервые вопрос о необходимости факсимильного воспроизведения нередицких фресок встал в 1916 г. в связи с проектом сооружения железнодорожного пути Петроград—Орел. Уже в 1918 г. 23 копии фресок были изготовлены в Нередице художницей Н. И. Толмачевской. Спустя несколько лет, в 1925 г., копирование продолжили студенты копировальной мастерской Государственного Института истории искусств, организованной в 1920 г. Л. А. Дурново — основателем метода научного копирования памятников. Именно к этому году относится создание лучших нередицких копий: «Кормление пророка Илии вороном» (исполнитель Е. П. Сачавец-Федорович), «Архангел Уриил» (А. Д. Стена), «Пророк Моисей» (копия Т. С. Щербатовой), «Спас Нерукотворный» (исполнитель Ю. Н. Дмитриев), «Моление о чаше» (М. В. Кальфа). Одна из лучших копий — «Усекновение главы св. Иоанна Предтечи» была исполнена самой Л. А. Дурново. Копирование фресок по методу Л. А. Дурново сопровождалось тщательным изучением натуры, освоением приемов работы древнерусских мастеров. Не случайно многие из копиистов оказались впоследствии ведущими специалистами в области русской средневековой живописи, а один из них — Ю. Н. Дмитриев — известен и как автор статьи, посвященной росписи Спасо-Нередицкой церкви.

Соединение задач изучения и научного копирования памятника было свойственно и методу работы аспиранта ГАИМК М. И. Артамонова, произведшего в 1926г. исследование орнаментов Спасо-Нередицкой церкви. Впервые после Н. А. Мартынова, зарисовавшего отдельные группы орнаментов, и И. Ф. Чистякова, зафиксировавшего лишь орнаменты, доступные для фотографирования, М. И. Артамонов произвел полную фиксацию и научную классификацию нередицких орнаментов. Вызвавший живейший отклик у слушателей доклад М. И. Артамонова в ГАИМК, к сожалению, так и не вышел в свет, однако отдельные его положения были включены в блестящую работу исследователя о мастерах Нередицы. Именно стилистические штудии М. И. Артамонова и Ю. Н. Дмитриева закладывают солидную исследовательскую базу для дальнейшего изучения художественных приемов и индивидуальных манер нередицких мастеров.

Скудное финансирование лишало Государственную Академию истории материальной культуры возможности воплотить в жизнь грандиозные планы изучения древнерусских монументальных росписей. Последнее, запланированное на 1929/30 гг. предприятие, — командировка в Новгород научного сотрудника Л. А. Дурново и практиканта Т. С. Щербатовой для исследования росписей княжеских построек домонгольского времени — не было осуществлено из-за ликвидации института практикантов, а затем и самого Разряда русской живописи ГАИМК. Лишь в 1930 г. по заданию Государственного Русского музея Л. А. Дурново и Т. С. Щербатова совершают поездку в Новгород. Ее итог — исполнение двух великолепных нередицких копий и скрупулезное описание фресок храма.

Новый этап изучения фресок Спасо-Нередицкой церкви начинается после Великой Отечественной войны. В это время, когда роспись как целое уже не существует, анализ ее стилевого своеобразия уступает место углубленным иконографическим штудиям. Заметная роль в изучении иконографии росписи, безусловно, принадлежит М. Ф. Мурьянову, чьи работы составляют эпоху в исследовании памятника. С методологической точки зрения наибольший интерес представляет статья 1966 г., в которой впервые был поставлен вопрос о принципиальных основах анализа системы нередицкой росписи, высказано мнение о необходимости привлечения литургических источников при истолковании ее иконографической программы. Тонко подметив индивидуальное начало в программе нередицкой росписи, М. Ф. Мурьянов предложил связать само возведение церкви со смертью двух малолетних детей новгородского князя Ярослава Владимировича — Изяслава и Ростислава. Именно этим обстоятельством, по мнению исследователя, объяснялось появление необычной алтарной процессии, возглавляемой святыми князьями Борисом и Глебом, рассматривавшейся ранее как реминисценция романского искусства (В. К. Мясоедов) или отголосок киевских художественных традиций (Н. П. Сычев).

Небольшая, но емкая статья была посвящена М. Ф. Мурьяновым нередицкой композиции «Страшный суд». Скрупулезный анализ литературных источников, положенных в основу сцены, был дополнен тонкими наблюдениями исследователя над системой расположения отдельных картин «Суда», меткими замечаниями о логике их организации в пространстве западного нефа Нередицы. Впервые в работах М. Ф. Мурьянова с композицией «Страшного суда» было связано изображение мученицы Анастасии, помещенное в южном простенке западного нефа. Установление идейных основ ее почитания, во многом обусловленных символикой имени святой, позволило ученому уловить многоаспектность образа в системе нередицкой росписи, связать его с семейной трагедией строителя храма.

В работах последних десятилетий XX века новые импульсы получает разработка темы патрональных изображений в Спасо-Нередицкой росписи. Различие подхода исследователей к анализируемому материалу проявляется не только в установлении разного соотношения между патрональными и непатрональными образами внутри ансамбля, но и на принципиальном уровне — в факте признания или отрицания причастности новгородского князя Ярослава Владимировича к росписи Нередицы.

Основываясь на тексте надписи, помещенной в росписи юго-западного аркосолия возле портрета ктитора храма, В. Л. Янин предложил видеть в изображенном некоего князя Ивана — возможного инициатора возведения деревянной нередицкой церкви. Отрицая сам факт участия строителя Нередицы в составлении иконографической программы ее росписи, ученый призвал отказаться от поиска изображений, непосредственно связанных с его именем. Вместе с тем к числу патрональных В. Л. Янин отнес не менее 12 образов святых, помещенных в нижних ярусах на столпах церкви. Отождествление известного по летописным сообщениям художника Олисея Гречина с главным мастером нередицких фресок позволило Янину отыскать в росписи и образ его небесного патрона — св. пророка Елисея, включенный в систему росписи западного нефа храма.

Разделяя мнение об участии князя Ярослава в росписи нередицкого храма, Л. И. Лифшиц в работе «Об одной ктиторской композиции Нередицы» вновь вернулся к интерпретации ее запрестольного «Деисуса». Уделив особое внимание специфике его композиционного построения, исследователь присоединился к ранее высказанной гипотезе о патрональном характере фрески, связав образы предстоящих Христу святых с именами строителя церкви и его супруги. Ограничивая число изображений, относящихся к категории именного патроната, Л. И. Лифшиц причислил к ним образы святых Мартирия, Иоанна-воина и двух Никифоров, помещенные в росписи на западных столпах, высказав мнение об отражении в росписи строгой иерархии духовной и светской властей.

Даже самого беглого историографического обзора достаточно для того, чтобы понять, сколь многочисленны и несходны между собой суждения об иконографическом содержании Спасо-Нередицкой росписи. Накопленный несколькими поколениями исследователей иконографический материал не просто нуждается в систематизации, но требует серьезного переосмысления, отвечающего современному уровню развития науки о древнерусском искусстве. Решение целого ряда проблем, к числу которых относятся интерпретация идейного замысла портрета заказчика церкви, определение реального круга ктиторских изображений, установление связи системы нередицкой алтарной декорации с храмовым богослужением, должно быть положено в основу иконографического анализа росписи. Только комплексный подход к анализируемому материалу, состоящий в привлечении текстов Священного Писания, толкований Отцов Церкви, агиографических сочинений, литургических и исторических источников, сравнительного иконографического материала, дает возможность оценить неповторимое своеобразие памятника, воспринять роспись средневекового храма как документ своей эпохи.